Евреи в эпоху эллинизма

Классическое исследование известного ученого.

СОДЕРЖАНИЕ

Часть I До и после Александра Македонского
Глава 1 Александр и Иерусалим
Глава 2 Александр и Самария
Глава 3 Греки открывают евреев
Глава 4 Евреи обнаруживают греков
Глава 5 Иерусалим и Иудея
Глава 6 Закон евреев
Глава 7 Еврейские окраины
Глава 8 Рассеяние
Глава 9 Арамейская литература

Часть II Третий век
Глава 10 Палестина во времена Птолемеев
Глава 11 Рассеяние при Птолемеях
Глава 12 Восточное рассеяние
Глава 13 Греческая Тора
Глава 14 Конец южного царства
Глава 15 Царство Севера

Часть III Постоянство и перемены
Глава 16 Храм
Глава 17 Священники и левиты
Глава 18 Экономическая жизнь
Глава 19 Книжники и мудрецы
Глава 20
Мидраш
Глава 21 Новое правоведение
Глава 22 Новая литература
Глава 23 Диаспора. Новые ценности
Глава 24 Старое и новое в религии
Глава 25 История и вера
Глава 26 Ретроспектива

Хава Корзакова. Элиас Йосеф Бикерман
Указатель имен

Фрагмент из книги: 

Небольшое племя, затерявшееся в бескрайней империи персов, народ земледельцев — на небольшом уединенном плато и чуждый прибыльных дел, евреи Иерусалима и Иудеи, как объясняет Иосиф, не могли быть известны грекам до завоеваний Александра. Возможно, и мы можем с Иосифом обнаружить ссылки на евреев в упоминании Геродота о сирийцах Палестины среди других народов, практиковавших обрезание; а слухи о чудесах Мертвого моря достигли Аристотеля еще до того, как Александр появился в Палестине. Но и после Александра никто из греческих ученых не спешил посетить Иерусалим. Перед лицом необъятного и сказочного Востока — от нильских порогов до долин Ганга, — неожиданно открывшегося их взору, к чему было им заниматься крошечным палестинским племенем?

И тем не менее задолго до Александра греки и евреи встретились на чужой территории. В персидский период еврейская диаспора распространилась от границ Эфиопии до самого Каспийского моря. И практически повсюду эти евреи рассеяния встречали греческих купцов, ремесленников и наемников. В Вавилоне плененные евреи встретились с ионийцами — греческими наемниками в армии Навуходоносора, среди которых был, по-видимому, брат поэта Алкея с Лесбоса. Поэт упоминает не только «святой град» Вавилон, но также Аскалон (Аш-келон), захваченный вавилонянами в 604 году. Аполлоний из Коса, греческий врач Артаксеркса I, не мог разминуться с Неемией, виночерпием персидского царя. Тапанес в египетской дельте есть, собственно, то место, которое греки называли Дафнией, или находится, по крайней мере, в этом районе. Вскоре после того, как в Дафнии был посажен гарнизон греческих наемников Псаметтихом II (594 — 588 гг. до н. э.), евреи бежали в Тапанес. В этот египетский город Иеремия направляет свои последние наставления.
Платон, однако, никогда не сидел у ног Иеремии. Августин, поначалу поверивший этой сказке (изобретенной каким-то христианским апологетом для того, чтобы ответить на обвинения неоплатоников в том, что новая религия позаимствовала кое-что у Платона), позднее прекрасно продемонстрировал, что этот смелый тезис полностью исключается самой хронологией событий. Еврейский философ Аристобул (около 175 г. до н. э.) также не смог подкрепить свое заявление, будто Платон и Пифагор (или Орфей, древнейший греческий поэт) почерпнули кое-что у Моисея. И Фосилид из Милета, современник Кира, не читал Второзакония и не упоминал Авраама. Евреи, как только научились греческому поэтическому языку, принялись фабриковать благочестивые гекзаметры, выдавая их за произведения почтенных и авторитетных греков, забыв, что, по словам пророка (Ис. 66:19), Яван был из тех народов, которые не познали славы Господа. Тем не менее эти еврейские (а затем и христианские) фальсификаторы имели больше исторического смысла, чем те немецкие профессора, которые отвергали самую возможность влияния Библии на классический греческий.

Слишком часто забывают, что в персидский период евреи по их образу жизни, языку и манерам были частью общей цивилизации Средиземноморья и пользовались одним общим языком — арамейским. У нас еще не однажды будет случай указать на этот существенный факт. Здесь же достаточно заметить, что арамейский, как общий язык Ближнего Востока — от Инда до Нила, — весьма способствовал взаимному обмену знаниями между Грецией и Востоком. Греческие, индийские и египетские врачи не нуждались в иных языках: как только мысль формулировалась на арамейском, она становилась всеобщей. Торговавшие или работавшие на Востоке греки были принуждены или учить этот язык, или пользоваться арамейским драгоманом. Если, как предполагают, армянский Эр из рассказа Платона есть действительный герой азиатского мифа, Платон мог узнать о нем от греков, контактировавших с арамейским Средиземноморьем. Так и древнееврейские идеи и образы могли проникнуть в Грецию задолго до Александра.

Между тем остается фактом, что Избранный народ и его герои никогда не упоминаются в классической греческой литературе. Ни один греческий путешественник — ни Геродот, ни Ктесий — не обратил никакого внимания на Иерусалим и его Бога. Повсеместное употребление арамейского, общего языка Персидской империи, скрывало национальные различия; для грека-путешественника и еврей, и тюрк в Месопотамии были равно вавилоняне.

По той же причине — поскольку греческий был общим языком древней Италии — Иосиф замечает, что Рим не упоминается греческими писателями до самого последнего времени. Первым греческим историком за пределами Италии и Сицилии, отметившим римское событие — завоевание Рима галлами в 387 г. до н. э., — был Феопомп, современник Александра Великого. Платон говорит о законах кельтов, иберийцев и даже о правах и обязанностях савроматских женщин на Дону, но никогда ни он, ни Аристотель не слышали об учреждениях Рима; греки в Греции заинтересовались Римом только во время и после войны между Римом и царем Пирром из Эпира (280—272 гг. до н. э.). Как говорит Цицерон, Феофраст (последователь Аристотеля в школе перипатетиков, начиная с 322 г. до своей смерти около 286 г.) занимался законами почти всей Греции и «варварских» государств в своей работе «О законах». Тем не менее он мог никогда ничего не сказать о Риме, потому что иначе Цицерон, его усердный читатель и почитатель, процитировал бы его; не упоминает он и о Моисее и Торе, как доказывает молчание Иосифа об этом, хотя он цитирует Фео-фраста по поводу клятв жителей Тира. И, однако, Феофраст написал в другом месте о религии евреев; в поисках доказательств для одной своей антропологической идеи он обращается к евреям, почитая восточную мудрость, как и другие интеллектуалы его времени.