Фотография на память

Книга стихов, рассказов, притч и сказок различных авторов еврейского происхождения. В оформлении книги использованы произведения Марка Шагала, Гари Либермана, Эль Лисицкого, Бернарда Фокона и других. Много фотографий из семейных архивов.
Книга содержит послесловие на еврейском и английском языках. 

Фрагмент из книги:

По огромному помещению мастерских принудительного труда « евреев на службе германского рейха» прохаживался главный портной гетто, Шолом-Шахно, по кличке Острие Иглы. Дирижируя деревянной портновской линейкой как заправский капельмейстер, он напевал:
И в день субботний, день субботний — шабат...
Два ягненка, два ягненка — шабат...
Без порока, без порока — шабат...
Рабочие, согнувшиеся за швейными машинами, дружно подпевали, четко выдерживая ритм:
— Шабат, шабат, шабат!
Вдруг Шолом-Шахно умолк, остановился посреди мастерской и голосом, в котором звучали испуг и волнение, объявил:
— Слушайте, ребятки! Когда сюда заявится этот проклятущий, смотрите мне! Чтоб машины вертелись как адские колеса, быстро и с шумом, иначе вы меня в гроб вгоните, бездельники этакие!
— Осторожнее в выражениях, Шолом-Шахно! Тем более — в присутствии нашего раввина! — Хромой синагогальный служка вскочил и, с силой отодвинув машину, сказал сердито:
— Кто разрешил тебе публично осквернять святую субботу?
— Что вы! И в мыслях у меня такого не было, — заволновался Острие Иголки. Он приблизился к старику раввину, сидевшему за машиной в первом ряду, и сказал почтительно:
— Я лишь хотел, чтобы крутили колеса машин, не вдевая нитку в иглу. Это же только для виду — чтобы обмануть этого проклятущего!
—  Но ведь и это запрещено! — вновь вскинулся хромой служка. — Нельзя двигать орудия производства! Вот, пожалуйста, ребе тебе скажет.
— В случае опасности для жизни человека разрешено, даже предписано не считаться с прямым нарушением субботы, а тем более — с частным запретом, — тихо, но твердо объявил раввин.
— А я, ребе, — извиняющимся голосом продолжал Шолом-Шах-но, — сам я не смогу обмануть проклятущего. Именно в субботу он всякий раз находит повод посетить нашу мастерскую, чтобы проверить, что эти еврейчики не отлынивают от работы. А как раз сегодня, в святой день, ему приспичило взять новую форму, что я для него сшил. И мне, ребе, придется у него на глазах ее утюжить. Но, поверьте мне, ребе, утюг будет холодный, клянусь вам, это только для отвода глаз...
— Раз нет другого выхода... Я верю в вас, реб Шолом-Шахно! — Раввин взглянул на портного тепло и участливо.
— Кто может сравниться с нашим ребе! — воскликнул Шолом-Шахно растроганно и поспешно занял свое место за столом в центре. Он был умиротворен, будто его, портного Шолом-Шахно, старый раввин избавил от всех его страданий. Да, все гетто завидует ему, но он-то, он-то — в чем виноват? Он — портной от рождения, от деда и прадеда, все его предки были портными. Нитку и иглу он получил в наследство от многих поколений. В молодости его обучили шить форменную одежду, а от нее лишь один шаг до офицерских мундиров. В гетто это его и выручило. Этот проклятущий, глава головорезов, помешан на форме, и это позволяет ему, Шолом-Шахно, пользоваться слабостью злодея. Тот лично назначил мастера портняжного дела, Острие Иголки, руководителем этих принудработ.