Ветка Палестины. Книга 2. Прорыв

изданные на Западе в 1970-е годы книги ГРИГОРИЯ СВИРСКОГО Заложники и На лобном месте были переведены на многие языки и принесли автору мировую известность.

В новом романе Прорыв писатель остается верен себе и своему таланту.

Он стремительно вводит читателя в гущу событий, и вы включаетесь в действие на заснеженном московском вокзале, где огромная еврейская семья встречает своих зеков, освобожденных хрущевской реабилитацией. Главные действующие лица романа (семья Гуров) - люди, которых судьба поставила перед моральной дилеммой: остаться в собственном сознании жертвами, позорно принимающими советскую действительность как нечто неизбежное, или вступить в отчаянную борьбу за право эмиграции. Суды за изучение иврита, "Самолетный процесс", "Письмо 39-ти", "сидение в Калининской рыдальне", травля и избиения еврейских активистов - вся документальная канва эмиграционной эпопеи 1960-70-х сохранена автором в романе.

Но не менее драматичными оказываются и главы (в основном - вторая и третья части романа), посвященные жизни героев в Израиле и на Западе. Неизбежная идеализация "земли обетованной", придававшая им силы в неравной борьбе, оказалась для многих из них источником мучительных разочарований при столкновении с реальностью. Они так привыкли думать, что людская злоба, корысть, предрассудки, презрение к таланту, бессердечие, лень, сплоченность посредственностей и солидарность жуликов являются свойствами исключительно советского тоталитаризма, что для них оказалось шоком осознать, что те же человеческие пороки могут успешно выживать и при демократии, свободе печати, слова, демонстраций. Выживать и причинять страдания, а иногда и доводить до гибели. Внутриполитические, религиозные и экономические трудности Израиля, особенно в период правления "рабочей партии" и Голды Меир, описаны в романе с неподдельной болью и стремлением разобраться в сложной и противоречивой ситуации. Чудовищная этническая и культурная чересполосица в молодом государстве, окруженность врагами, ограниченность природных ресурсов, приливы и отливы эмиграции, алия и йерида, бескорыстный энтузиазм и цепкая коррупция - все дано автором через реальные человеческие драмы.

Прорыв — многоплановая эпопея, созданная пером мастера, яркое историческое полотно, посвященное одному из самых драматичных эпизодов новейшей истории: "исходу" сотен тысяч евреев (а затем и неевреев) из России на Запад. 

книга имеет затертый вид из-за длительного хранения 

роман 

     Из  цикла   "РОССИЯ,  РОССИЕЙ   ИЗГНАННАЯ".Все  герои  трилогии  "Ветка
Палестины"  вымышлены  (кроме  Голды Меир, Бен Гуриона, а  так же отмеченных
звездочкой  при первом  упоминании). Вся сюжетно-фактическая  основа  строго
документальна.
     Часть документов публикуется в Приложении.


           "НЕ СТОЙ НА КРОВИ БЛИЖНЕГО..."
           Священное Писание, кн. 3, гл. 19, строфа 16


           ЯКОВУ МИХАЛОВИЧУ ЛЕВИНУ,
     Человеку, Хирургу Божьей милостью.
     И в его лице всем, кто не отказался от самого себя.
     ОГЛАВЛЕНИЕ
         Часть первая. ПРОРОКИ ПРИШЛИ ИЗ ВОРКУТЫ
     1. Микрофон под чердаком
     2. Последний шанс ДоваГура
     3."Инкогнида -- враг народа"
     4. "Нью-Йорк - за Гура!"
     5. ...39! 79
     6. "Обыск? По какому делу?"
     7. Ищем точку опоры 101
     8. "Не давайте мне Ленинской премии
     9. В "Калининской рыдальне"
         Часть вторая. ТРЕТИЙ ИСХОД ИЗ ТРЕТЬЕГО РИМА
     1. Прощай, Гуля! Прощайте, друзья!
     2. Лод
     3. "Не буду я писать ни в какое ЦК!"
     4. "В России - евреями, в Израиле - русскими"
     5. Все радиостанции мира
     6."Гу-ля! Гуленок!"
     7. Выкуп.
     8. Записка господу Богу
     9. О чем спросила меня Голда Меир?
     10. "Обертон" главы правительства
     11. Капкан
     12. "Те, кто убил нашу мечту о доме, - преступники!"
     13."Министр" - забастовщик -- шпион
     14. Верховный трибунал Франции
     15. Болото, в котором тонет мир 337
     16. "Где ты оставил свой значок КГБ?!"
         Часть третья. "КАИНУ ДАЙ РАСКАЯНЬЕ"
     1. Горящий человек продолжает стрелять
     2. Судный день Голды Меир
     3. Деньги дороже крови?
     4. Первосвященник женится на "разводке"
     5. Из огня да в полымя
     6. "Черная книга"
     7. Двойная бухгалтерия успеха
     8. Война Алой и Серой розы
     9.2.000-лир
     10. Римское гетто
     11. Канадский дивертисмент
     12. Господи, дай силы!
     13. Да живет!..
         Приложение. Документы.

ЧАСТЬ I

ПРОРОКИ ПРИШЛИ ИЗ ВОРКУТЫ
1. МИКРОФОН ПОД ЧЕРДАКОМ

            СВИРСКИЙ* - МЕЖДУНАРОДНЫЙ ШПИОН. ОН РАССТРЕЛЯН".
     Правительственное  заявление  было  оглашено   с  трибуны   Всесоюзного
совещания товарищем Л. М. Кагановичем, министром Иосифа Сталина.
     Международным шпионом был мой родной  дядя Зиновий  Романович Свирский,
или, как его звали домашние, "дядя Исаак".
     Он  вернулся с того  света всего три дня назад  в  кургузом  пиджачке и
деревянных ботинках, которые он величал "коты"; а сегодня оттуда же вырвался
его лучший  друг, встречать которого  он повел всю свою родню.  И  здесь, на
обледенелом  перроне Ярославского  вокзала, он все время рассказывал  о нем,
только о нем, да  порой о его сынке  Борисе, которого отец по дороге вытащил
оттуда, "где пляшут и поют", как сообщил дядя Исаак.
     Звучное  контральто  заснеженного,  в угольной  крошке, репродуктора на
столбе сообщило, что скорый поезд "Воркута-- Москва" опаздывает на два часа.
Женщины  разбрелись кто куда, а мы с дядей  Исааком отправились в буфет, где
нам засифонили в толстые стеклянные кружки ледяной пены, а затем долили туда
же грязно-бурого пивка из  облупленного чайника,  который  кипел на  гудящем
примусе.
     -- Так вот, его зовут Иосиф Гур, -- снова начал дядя, не теряя времени.
-- Выслушай, и ты поймешь, почему я все эти дни, как чокнутый... Услышишь, и
сам чокнешься! -- радостно  пообещал дядя. -- Эпоха тут, как на ладони... --
И он принялся  повествовать о том, как в  декабре  1943 года  они  попали  в
окружение. "Они" - это дивизия, в которой воевал Иосиф  Гур. Дядя сам в  эти
дни  был  лишь в  окружении колючей  проволоки и  потому  и  в ус не дул: за
семнадцать лет привыкнешь... А вот Иосифу Гуру было хуже.  Выстроили в  лесу
уцелевших. Немецкие танки постреливали и справа, и слева... Генерал объявил,
что создается группа прорыва. Поведет  он ее сам. "Кто  пойдет  со мной?" --
прокричал генерал. В ответ -- молчание. Группа прорыва -- верная смерть. Лес
в  двойном  кольце,  и "Тигры" урчат,  и пехота, видать, подошла,  слышно  в
морозном воздухе: "Пауль!..Антвортен!..Шнель-шнель!" А у окруженцев ни одной
пушчонки... -- Кто пойдет? -- повторил генерал.
     Молчание было такое, что стало слышно, как ветер колышет верхушки елок.

     -- Коммунисты тут есть?! -- прокричал генерал сорванным голосом.
     С шуршащих елок сыпался снежок. -- Комсомольцы есть?! - Шуршат елки.
     -- Мать вашу  так!.. - взорвался  генерал. -- Есть среди вас хоть  один
настоящий русский человек?!
     Из  строя вышел,  прихрамывая, маленький, жилистый,  широкогрудый Иосиф
Гур, еврейский поэт.
     - За что  его посадили в тюрьму, надеюсь, не надо объяснять, -продолжал
дядя, отхлебнув из кружки. - После победы, конечно!.. Еврейский поэт!..
     Сам дядя не  был  поэтом.  Ни  еврейским,  ни  русским. Он был  некогда
главным инженером  главка,  работал с Серго Орджоникидзе. И рассказывал так,
будто  составлял служебную докладную: - Будучи на этапе, я  чуть не погиб. В
Котласе... Слушай,  Гришуха, тут нужен дар. Я не сумею рассказать.  Прочитай
лучше...  -  Он  достал  из  бокового  кармана  пиджака листочек,  сложенный
вчетверо, замусоленный.
     -  Это  Иосиф написал. О себе  и обо  мне. Правда, перевел с языка идиш
другой поэт. В Воркуте поэтов, как собак нерезаных.
     Я  взял  истертый,  поблескивающий  листочек.  Стихи  написаны  крупным
школьным почерком. Буквы корявые.
     - Чего улыбаешься?! - резко сказал дядя. - У поэта пальцы помороженные.
Семь лет кайло держали, а не карандаш... Не понимаешь почерка? Прочту сам...
- И он начал декламировать протяжно, не заглядывая в листочек:  -"В кружении
луны и сне-э-эга..."
     Я остановил его движением руки: мол, разбираю почерк. Прочитал.


     ...В кружении луны и снега..
     Ходила с бубнами пурга.
     Я в полночь задушил врага.
     Больного друга на руках Я нес.
     Над нами сосны в облаках,
     Как волки раненые выли...
     Друзья нас палками лупили,
     Чтоб мы стояли на ногах...
     Я через час стряхнул свой сон.
     Пошел. А там в снегу осталось...
     Не человек -- одна усталость.
     Я шел и думал: "Что же он?
     Был человек, остался сон,
     Воспоминание осталось
     Да сосен дальних перезвон...
     К чему жалеть такую малость".
     Но возвратился и понес,
     Сам обмороженный до кости...
     (Стихи записаны в спецлагере Тайшета  "Озерлаг"  в 1952 году  писателем
Юрием   Домбровским,   в   то   время   заключенным.)